Что такое ревалоризация и как она работает в сфере сохранения наследия: интервью с инициатором Ре-Школы Наринэ Тютчевой и руководителем ВШУ Кириллом Пузановым
Ре-Школа возникла как коллаборация нескольких институций, как образовательных, так и непосредственно специализирующихся на том или ином аспекте сохранения культурного наследия. Почему для вас был принципиален именно такой состав?
Кирилл Пузанов: Наследие — комплексная сфера, которой занимается ряд различных институций и специалистов, рассматривающих ее с разных сторон. Архитекторы и реставраторы — это про материалы, достоверность, подлинность, про дух места и историческую эпоху. Помимо них есть классические градостроители, которые анализируют наследие с точки зрения предмета охраны, буферных зон и пр., а также урбанисты и городские планировщики, которым важно понять, как наследие будет вписано в современную жизнь. При этом в сфере наследия существует сильная полярность мнений. С одной стороны — те, кто хочет все перестроить, сбросив Пушкина с корабля современности, а с другой — те, кто стремится поместить наследие под стеклянный колпак и музеефицировать. Нас не устраивало ни то, ни другое, нам было важно найти баланс между сохранением и развитием. И в этом основная идея Ре-Школы: сохранить, развивая. Но прежде необходимо самим себе ответить на вопросы, что и зачем мы сохраняем. Потому что, чтобы оградить объект наследия защитными регламентами, нужно понять, что в нем ценного.
Здесь мы сталкиваемся с понятием ревалоризации, которое является одним из ключевых для Ре-Школы. Что за ним стоит? Насколько оно укоренилось в современной практике и теории сохранения наследия?
К. П.: Это термин из французской традиции, в частности, Эколь да Шайо ( École de Chaillot) — первой в мире школы реставрации объектов культурного наследия. Valeur — по-французски «ценность», соответственно, ревалоризация — это привнесение или переоткрытие ценности. Помимо формулировки ценности важен еще один аспект — понимание ее жителями. Классический пример в российских городах: мы не хотим эти деревянные окна, потому что через щели дует. Историческая ценность здания XVIII века в данном случае уступает ценности комфорта. Если эксперту понятно, почему нельзя ставить стеклопакеты, то жителям никто не удосужился этого объяснить. И эта работа с местным сообществом — базис, без которого невозможно сохранение наследия. Он придает системе устойчивость. Эксперты закончат работу и уедут, а люди живут в этой среде. Если они принимают ценность наследия, они готовы его сохранять.
Наринэ Тютчева: Я бы добавила, что прежде чем вмешиваться в какие-то градообразующие процессы, нужно сначала очень внимательно изучить, понять и принять существующую материальную среду и ее процессы, выстроить иерархию ценностей и приоритетов, диагностировать проблемы и патологии. И только выявив, что данной территории, городу, кварталу, улице, дому необходимо, можно приступать к созданию схемы устойчивого развития. В этом суть подхода Ре-Школы: я не устаю повторять, что мы не про прошлое, а про будущее.
Сейчас в Ре-Школе обучается уже третий набор. Менялись ли за это время подходы к обучению? Как школа эволюционировала за три года?
Н.Т.: Мой интерес как педагога заключается в том, чтобы найти методологические основы работы со сложной и многогранной дошедшей до нас средой. Это универсальная методика, которую мы каждый год проверяем и пробуем на прочность, пытаясь понять, какие ее составляющие более устойчивы и применимы к разным ситуациям. В первый год у нас был красивый маленький город Гороховец, историческое поселение федерального значения с населением 12 тысяч человек. Там были определенные проблемы, с которыми мы работали. На следующий год мы взяли другое историческое поселение, но совершенно другого масштаба — стотысячный Елец. Мы попробовали применить нашу методику в этих условиях, и здесь она тоже сработала. В этом году мы подняли планку еще выше: Соловки — пожалуй, один из самых сложных проектов. Во-первых, это объект ЮНЕСКО, с такой степенью ценности мы еще не имели дело. Во-вторых, это не город, а сельское поселение и к тому же архипелаг. Здесь работают совсем другие градоформирующие законы. И нам, опять же, интересно проверить наши методы на подобном объекте.
Помимо годового курса, у нас есть летняя Ре-Школа, которая, как правило, проходит в июле, но в прошлом году из-за пандемии сдвинулась на август. Вместе с 20-25 студентами, отобранными по портфолио, мы выезжаем в какое-нибудь интересное место, куда нас приглашают, и упражняемся на этой территории. Каждый раз эти летние короткие проекты оказываются очень успешными. Так, наше исследование Златоустовского монастыря в Москве получило президентский грант, и сейчас идет реализация предложенной нами программы. Воркшоп 2019 года, посвященный разработке концепции развития железоделательного завода в Сысерти под Екатеринбургом, оказал влияние на реализацию глобального проекта по развитию города. В настоящее время проект активно поддерживает уральский предприниматель Ян Кожан. Прошлым летом мы работали в Казани, изучая одной из набережных озера Кабан, которая включает в себя часть Старотатарской слободы и исторической промышленной зоны. И вот неожиданно наши студенческие изыскания включают в состав концепции развития исторического центра Казани. Что, конечно, радует, поскольку в летней школе обычно принимают участие студенты 3-4 курсов, еще не в полной мере владеющие предметом. Для них это полезный жизненный и профессиональный опыт живого общения с людьми, управленцами, бизнесом, градозащитниками, экспертами, просто с сочувствующими или несочувствующими. Мы же на этих коротких воркшопах также обкатываем какие-то нюансы и инструменты, которые потом переносим в большой курс.
К.П.: Я бы хотел акцентировать, что, несмотря на то, что каждый год меняются объекты исследования, идеологическая начинка остается неизменной. Это уважение к территории, ее уникальности и сообществу, которое ее населяет. Здесь ревалоризация выступает неким антиподом революции: мы проявляем для себя и окружающих уже существующую ценность, а не сносим все и строим вновь.
Еще одна особенность Ре-Школы состоит в том, что мультидисциплинарность вы практикуете не только в обучении, но и в подходе к набору студентов. Каждый курс объединяет специалистов из разных областей — архитекторов, реставраторов, искусствоведов, урбанистов и пр. Ориентировались ли вы на какие-то зарубежные аналоги, разрабатывая эту концепцию?
Н.Т.: Мультидисциплинарный набор — это еще одна наша дерзкая идея. Подобных курсов, как ни странно, нет. В самом начале, когда я села за разработку концепции школы, думала, что достаточно поездить по Европе, найти подходящую программу и организовать франшизу. Но я столкнулась с тем, что ничего подобного не существует. Собственно, идея создания такого синтетического образовательного проекта выросла из моей потребности понять, как все это системно совместить, чтобы получить профессиональные кадры в сфере сохранения наследия. В Ре-Школе мы моделируем реальный процесс. В жизни архитектор никогда не работает в одиночку, рядом с ним есть искусствовед, социолог, экономист, конструктор, строитель, технический заказчик, юрист. Одним словом, это тот спектр специальностей, из которых мы формируем набор. И итогом обучения становится не индивидуальная дипломная работа каждого студента, а именно командный проект, над которым они работают в течение года. Но важен не только проект, но и умение его представить, поэтому на защиту мы приглашаем самых авторитетных и придирчивых специалистов. Это еще одна задача Ре-Школы: мы хотим поменять саму риторику вокруг наследия, избавиться от усталого брюзжания и привычки стучать кулаком по столу. Надо уметь вызывать позитивные эмоции, заражать других идеей о том, что наследие — это круто, модно и к тому же выгодно.
К.П.: При всей междисциплинарности группы в ней тем не менее делается упор на архитекторов. Не то чтобы не архитектор не может закончить школу, но ему будет сложнее из-за отсутствия каких-то чисто технических навыков. При этом для нас крайне значима вовлеченность в тему наследия и желание этим заниматься. К нам каждый год приходят люди, у которых горят глаза, которые говорят, что это их призвание. За год они проделывают колоссальную работу, приобретают новое видение. Междисциплинарная команда учит сама себя: разные позиции и аргументы студентов и преподавателей сталкиваются при обсуждении объекта, создавая новое знание. И это очень важный навык, потому что человек, работающий с наследием, должен уметь слушать и слышать.
Н.Т.: Происходит своеобразное перекрестное опыление —все студенты с разными биографиями, разного возраста и специализации, из разных городов. Мы набираем 15 человек, и мне кажется, это оптимальное число. В такой команде людям легче сблизиться и найти общий язык. У нас, конечно, есть определенные педагогические хитрости, мы микшируем студентов, переставляем местами, выкристаллизовывая оптимальные конфигурации между ними, и это все очень интересно. Надеюсь, что им тоже.
Сколько времени студенты проводят на объекте?
Н.Т.: У нас в программе два коллективных недельных выезда. В первый год, поскольку Гороховец находится довольно близко к Москве, в трех часах на электричке, студенты имели возможность дополнительно ездить туда самостоятельно — уточнить детали, еще раз что-то замерить, получить документы из архивов. С Ельцом в прошлом году оказалось сложнее — второго выезда из-за пандемии не случилось, архивы были закрыты, но ребята все равно молодцы, проделали большую работу.
К.П.: Логика выездов такова, что в первом полугодии мы изучаем территорию целиком, а во втором — конкретные объекты. Так, первая поездка на Соловки — это про архипелаг, среду в целом. Следующий выезд — исследование импульсных точек, определение объектов, которые мы берем в разработку. Здесь уже нет социологической, культурологической составляющей, это более техничная, архитектурная часть, с обмерами, работой в архивах и так далее.
Как и где выпускники Ре-Школы применяют полученные знания на практике? Какие возможности открывает для них программа?
Н.Т.: Большая часть тех, кто к нам приходит, уже трудоустроены и мотивированы работать с наследием. У нас довольно много специалистов из различных городских департаментов, в частности, Департамента городского развития — для них получение нашего диплома означает мгновенный карьерный рост. Также у нас обучаются архитекторы, которые хотят повысить профессиональную квалификацию с тем, чтобы заниматься объемным и средовым проектированием.
Могу сказать, что настройка зрения в Ре-Школе позволяет потом выпускникам делать совершенно качественно иные проекты, не микшируя одни и те же лавки, урны и плитки. Практически все наши выпускники довольно успешно трудоустроены, и у всех произошли существенные позитивные изменения в профессиональной жизни. Так, Ксения Воронина выиграла конкурс на реставрацию Русского павильона в Венеции; Марсель Каюмов стал руководителем центра культурного наследия Татарстана, Инна Крылова — координатором проекта «МосПромАрт», посвященного индустриальному наследию Москвы, и директором «Школы наследия».
К.П.: На мой взгляд, особенная ценность Ре-Школы еще и в том, что наши выезды и изучение таких мест, как Елец, Гороховец или Соловки, позволяет студенту увидеть ценность не только в Москве или в Питере — вслед за своим учителем Леонидом Викторовичем Смирнягиным я называю это «прививкой родиной». Ре-Школа очень хорошо работает на слом стереотипа, влюбляя людей в малые города. Такое тактильное восприятие места восстанавливает связь с корнями, с историей, делает наследие не абстрактным, а живым. И вот эта оптика — одна из главных отличительных черт наши выпускников, которая делает их уникальными специалистами.